Неолиберализм и посткапитализм

Социальная политика

Кто и почему спешит возвестить о крушении идей социального государства

В рамках Московского экономического форума прошел круглый стол «Экономическая наука и социальное государство». Организовал его Институт социально-экономических проблем народонаселения Российской академии наук (ИСЭПН РАН, Москва) при участии Международного института Александра Богданова (Екатеринбург).

Вокруг идеи социального государства уже более века бытует множество мифов. Самый распространенный — социальные расходы это удавка на шее свободной экономики. (Хотя давно доказано: станут они для экономики грузом или импульсом зависит от того, как организована система социального обеспечения в стране.) Казалось бы, нынче ложный тезис о противоречии социальной справедливости и экономической эффективности и вовсе не должен подниматься. В экономике знаний этой альтернативе в принципе не место: если главная составляющая продукта — его наукоемкость, возникает вопрос о творце этой составляющей, а он не может родиться не в эгалитарном обществе. Только в рамках социального государства создается человеческий капитал со всеми его гранями (образованием, здоровьем и так далее), ставший сегодня основным ресурсом развития мировой экономики. Но отчего-то именно сейчас в магистральной неолиберальной мировой экономической мысли идут разговоры о крушении идей социального государства.

Обсудить актуальность этих проблем для нашей страны на мероприятии собрался широкий консилиум, включавший специалистов разных академических и практических областей. Присутствовали ученые, занимающиеся теоретическими исследованиями; отдельному рассмотрению подвергся вопрос подготовки молодых специалистов-экономистов — тех, кому на практике придется воплощать модели социальной политики в жизнь (подробнее см. «К реформе экономического образования»). К тому же на круглом столе был представлен блок воззрений, который можно условно назвать «промышленной политикой». В данном случае такая представительность особенно важна, так как в отечественной официальной риторике понимание социального государства часто редуцируется до социальной политики, а в пределе — и вовсе до социальной помощи сирым и убогим.

Дешевый ресурс

Тон беседе задал директор ИСПЭН Вячеслав Локосов. По его словам, споры о социальном государстве сейчас обостряются. При этом, приступая к ним, стоит помнить, что, во-первых, само понятие социального государства перенесено к нам с Запада, и ни к чему знакомому мы его привязать не можем. Во-вторых, цитирует Локосов статью Сергея Кара-Мурзы, оно относится к тому классу понятий, которые специально сделаны такими размытыми, чтобы ни за что твердое в них ухватиться было невозможно. Поэтому с одной стороны вопрос сравнительно изучен, функции и критерии социального государства давно известны, но с другой — проблематика его сущности до сих пор обсуждается.

К пересмотру идей социального государства ведет доминирование сегодня неолиберальной парадигмы развития общества. Для описания складывающейся тенденции Локосов приводит слова профессора Парижской школы экономики Томаса Пикетти: если богатые богатеют в три раза быстрее, чем экономика, то это значит, что в их руках происходит концентрация национального богатства, которая в конечном итоге может достичь 100%, следовательно, среднему классу ничего не остается, кроме как исчезнуть. Кстати, данные по нашей стране полностью совпадают с этим высказыванием: в последние десять лет среднегодовой темп роста реальных доходов 10% самых обеспеченных россиян на 24% превышал темп роста в стране в целом.

Нынешний подрыв социального государства во многом связан с резким изменением положения человека на рынке труда. Объяснение на основе мир-системного анализа (методология американского социолога Эммануила Валлерстайна) предлагает Руслан Дзарасов, заведующий кафедрой политической экономии Российского экономического университета им. Плеханова:

— Почему сейчас в странах развитой демократии стали сворачиваться программы социального государства, очень эффективно зарекомендовавшие себя как основа капитализма в послевоенные десятилетия ХХ века? Один из серьезных факторов — это перенос трудозатратных индустриальных производств из стран развитого рыночного центра на глобальную периферию. В результате этого переноса произошло резкое расширение мирового рабочего класса (кстати, из-за этого взрывного расширения последних пятнадцати лет сегодня число рабочих впервые превышает число крестьян за всю мировую историю). А основной источник этого бурного роста коренится в том, что заработная плата рабочего на Ямайке вдвое, в Боливии и Индии — втрое, в Нигерии — вчетверо меньше, чем у американского коллеги. И результатом такого расширения глобального пула дешевого труда становится как раз возможность сдерживать трудовые доходы и уровень жизни рабочего и среднего класса в развитых капиталистических странах.

Вдобавок к этому в годы кризиса мировой экономики особенно усилился режим бюджетной экономии. Поэтому неолиберализм стал называть социальное государство очередной экономической утопией, предполагающей высокий уровень жизни всего населения страны, и за крахом этой утопии стоят объективные и глобальные процессы.

Количество и качество

— Торопливая упрощенность, с которой ныне говорят о конце социального государства, вызывает сомнение. Кроме неолиберальной модели существует другая парадигма, подразумевающая развитие общества, и согласно ей, социальное государство с первой половины ХХ века было и остается общепринятой целью и необходимостью современного этапа развития общества, — утверждает Вячеслав Локосов.

По ходу дискуссии сформулированы три подхода к объяснению этой необходимости. Первый связан с движением от производства к благополучию. До сих пор даже в научной среде очень силен сугубо количественный технологический подход. Вроде бы уже давно никто не спорит ни в академической, ни в чиновничьей среде, что в долгосрочной перспективе важнейшими являются неэкономические факторы социально-экономического развития. При этом на практике (как в научных исследованиях, так и в осуществлении государственной политики) у нас речь ведется только об экономическом росте. Хотя он не только не решает проблем социальных диспропорций, бедности, демографии и т.п., но может их усиливать.

Второй подход — благополучие зависит от субъективных способностей человека и объективных возможностей их реализации. Наличие таких возможностей — шкала свободы, которая присуща данному обществу. Именно поэтому благополучие нужно измерять с учетом социального неравенства и бедности: оценивать, какие возможности присущи разным стратам общества. И третий подход — качество населения является главным стратегическим ресурсом развития современного общества, его базовым критерием эффективности. То есть необходимое повышение уровня жизни и благосостояния в обществе — это только средство повышения общего качества населения.

— 90% наших уважаемых экономистов постоянно твердят только о росте производства, о конкурентоспособности, об экспорте и импортозамещении… Но нужно ли увеличивать каждый год объемы производства на вожделенные 3%, а может, при том же объеме производства и тех же затратах стоит стремиться получить продукт принципиально более высокого качества? — горячо поддерживает теоретиков коллега-практик Валентин Занин, действительный член Инженерной академии и Академии транспорта, прежде генеральный директор оборонного НПП «Сигнал». — Предположим, это технологии здравоохранения. Тогда получится, что ВВП останется на том же самом уровне, дополнительные ресурсы не затрачиваются, а людям становится лучше жить. Но такой подход при формировании экономической политики не рассматривается в принципе. А ведь это фундаментальный вопрос, упрощенно его можно сформулировать так: зачем нужно развивать все это производство, если людям не становится лучше жить. Лично я считаю, что все принимаемые решения в экономической и промышленной политике нужно соотносить с полезностью для человека и благополучием нации. Я согласен, что понятие социального государства очень размытое, и что для его уточнения необходимы критерии. Не берусь формулировать их все, но самым первым пунктом здесь должен стать критерий, основанный на охранительной деятельности государства. Что должно охранять социальное государство? Во-первых, территорию, во-вторых, национальные ресурсы. Более того, я уверен, что на конституционном уровне должно быть зафиксировано, что государство должно приумножать ресурсы, которые производит население, и уж точно не допускать, чтобы количество этого ресурса уменьшалось. Это необходимое (хотя и не достаточное) условие для повышения благополучия жизни в таком государстве.

Пертурбирующее воздействие

Нетривиальный философский взгляд на вопросы социального государства обрисовал директор института Богданова Валериан Попков: «Отправная точка для моих тезисов — работа Николая Кондратьева “Основные проблемы экономической статики и динамики”. Она была написана Кондратьевым в тюрьме перед расстрелом и наполнена глубочайшим философско-общественным смыслом. Я же взял лишь ничтожную часть наследия Кондратьева, на ее основе попытался изложить свое понимание социальной экономики, и как она может быть встроена в экономико-философскую систему Кондратьева».

— Должны ли мы при исследовании социального хозяйства рассматривать его только как сущее, только под углом зрения категории sein? Или же мы можем, не выходя за пределы науки, рассматривать его также с точки зрения категории должного (sollen), — цитирует профессор Попков книгу Кондратьева.

Это очень серьезный философский вопрос, именно о него мы сейчас ломаем копья, соглашаются собравшиеся: все имеют абсолютно разное предоставление о том, каким должно быть должное. При этом у нас совсем мало людей, которые представляют себе, как перейти к должному от сущего.

Мысленное восхождение к идее социального государства Валериан Попков демонстрирует на кондратьевской теории концентров. Первый концентр Кондратьева, самый простой, очевидный и узкий, — это классический пример поведения рынка, то, что является альфой и омегой сегодняшней экономической теории. Это категории
цены, прибыли, спроса и предложения. Кондратьев говорит, что это простейшие вещи. Второй концентр связан с реальным производством, с созданием новых ценностей. Если первый концентр — это денежная часть, то второй — это уже материальные потоки. Производство потребительских и капитальных благ — это гораздо сложнее, чем простой рынок. Третий концентр, самый сложный, который чрезвычайно сложно поддается формализации и математизации, — это хозяйственная жизнь, которая опирается на социокультурный слой, на желания, воззрения, ценности человека. Кондратьев пишет, что динамические факторы третьего концентра оказывают «пертурбирующее воздействие» на элементы двух первых концентрических кругов, способствуя нарушению равновесия и побуждая стабилизирующие силы восстанавливать равновесие на новом, более высоком уровне. «Этот концентр некоторыми теоретиками вообще выводится из поля рассмотрения как неэкономический. Но лично я считаю, что именно он и является базой для всей экономики государства, — подчеркивает Валериан Попков. — Именно в этом поле развертывается влияние социального государства».

Дополнительные материалы:

Капитализм с нечеловеческим лицом

Для запуска экономического роста в стране необходим кардинальный пересмотр государственной политики доходов, убеждена заместитель директора Института социально-экономических проблем народонаселения РАН по научной работе Ольга Александрова

— Ольга Аркадьевна, споры о социальном государстве ведутся около полутора веков. Почему они приобрели актуальность для России сегодня?

— Сложившаяся внутренняя экономическая ситуация и международная обстановка вокруг России дополнительно подчеркивают важность адекватной социальной политики. Известный датский мыслитель Геста Эспинг-Андерсен пишет, что Англия Бенджамина Дизраэли, Германия Отто фон Бисмарка, Италия Джованни Джолитти не просто нуждались в социальных улучшениях — на карту был поставлен вопрос строительства наций. То есть социальная ответственность вовсе не снизошла на них как благодать; повернулись они к этой теме не в период расслабленности и достатка, а в очень напряженные моменты своей истории. Поэтому сегодня и мы в России, говоря о построении социального государства, толкуем не о гуманизме, а о сугубом прагматизме.

Что сегодня нужно для экономического роста? Одним из обязательных факторов является эффективный спрос населения. Еще осенью 2013 года, до всех санкций и падения цен на нефть, на Кондратьевских чтениях в Институте экономики РАН выступал председатель Комитета по экономической политике, инновационному развитию и предпринимательству Государственной думы Николай Руденский. Он заявил, что в стране уже к тому моменту были исчерпаны оба драйвера экономического роста: все, что связано, во-первых, с сырьевой составляющей экономики и, во-вторых, с платежеспособным спросом населения. Это второе — чистой воды социальная политика, политика доходов: как определяется уровень заработной платы, уровень пособий, как учитывается уровень иждивенческой нагрузки, расходы бюджетов и т.д.

— Но региональные бюджеты даже перегружены социальными тратами в ущерб инвестиционным статьям.

— Ровно через год после подписания майских указов президента наш институт провел исследование зарплаты учителей в трех регионах — Свердловской, Воронежской и Ивановской областях. Мы задали педагогам вопрос, как скоро заработная плата у них достигнет средней по региону — задача, которую предполагает указ. Выяснилось, что вне зависимости от региона около 6% считали, что эта задача уже решена, около 16 — 20% отвечали, что она будет решена в скором времени, остальные — что будет решена нескоро либо не будет решена вообще. Но когда мы спросили, сколько эти люди реально получили за месяц, предшествовавший проведению исследования, и сравнили эти значения с официальным уровнем зарплат по региону, оказалось, что около двух третей опрашиваемых вплотную приблизились к среднему региональному значению (или достигли его), а около 14% респондентов даже превысили этот уровень.

Как это возможно? Мы выдвинули две гипотезы. Первая: шум, поднятый вокруг инаугурационных указов президента, вызвал у людей завышенные ожидания. Реальное же улучшение ситуации, которое соответствует номинальному обещанию, оказалось менее ощутимо: оно принципиально не изменило качество жизни. Вторая гипотеза: может, повышение зарплат происходит не за счет увеличения стоимости часа работ, а общей нагрузки? И, конечно, мы увидели колоссальный рост нагрузки, который не может не сказаться и на качестве образования, и на изнашивании «человеческого материала». Да, мы видим, что регионы выбиваются из сил, стараясь реализовать майские указы президента, но при скудности субъектовых и муниципальных бюджетов это можно делать лишь при сокращении вспомогательного персонала в школах и, как следствие, резком росте нагрузки на учителей.

— Это мы еще об эффективности этих трат не говорим…

— Конечно! Например, в статью «Здравоохранение» частенько зашивается покупка оборудования по цене, кратно превышающей рыночную. Ведь, скажем, если бы расходы были направлены на строительство новых больниц, на их комплексное оснащение и содержание, то можно было бы получить серьезный мультипликативный эффект во многих сферах экономики. Но у нас речь идет только о разовой поставке оборудования (там вероятна коррупционная составляющая); а вот о регулярной поставке расходных материалов — почему-то нет: видать, невыгодно. Поэтому новое оборудование закуплено, поставлено и не используется.

— Но, может, количество постепенно перейдет в качество?

— Так ведь даже количества нет. Сравните общие ассигнования на образование (включая федеральные) с докладами Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР): Россия по объемам ассигнований (как доля от ВВП) по всем ступеням образования в два и более раза ниже, чем в среднем по странам ОЭСР. Или, например, в нашей стратегии пенсионной реформы сказано, что к 2030 году планируется достичь значения коэффициента замещения пенсий в 35,4%. Это при том, что Международная организация труда рекомендует коэффициент замещения не ниже 40%. То есть мы высокой целью в документ с названием «Стратегия» закладываем то, что ниже нижнего. А ведь пенсионеры — это существенная доля населения нашей страны, но часть ли они платежеспособного спроса?

— Еще вы упомянули бедность…

— Во-первых, и это отдельная история, как возможно в XXI веке, чтобы расчет минимальной зарплаты (МРОТ) и прожиточного минимума не соотносились друг с другом? А чтобы расчет МРОТ не учитывал иждивенческую нагрузку? Английская социология «открыла» эти механизмы еще в XIX веке, для нашей практики их до сих пор не существует.

Во-вторых, в России при определении бедности действует так называемая абсолютная концепция: бедным считается домохозяйство, в котором доход на душу меньше, чем прожиточный минимум. С одной стороны, таким образом уровень бедности в стране сильно занижается, так как наш прожиточный минимум — это мизер. Во-вторых, эта концепция опасна тем, что она ставит в самое уязвимое положение те семьи, которые чуть выше черты бедности: тем, кто ниже, хоть какое-то содействие, а им — вообще ничего.

В странах ОЭСР принята относительная концепция определения и измерения бедности: бедным в общем случае считается тот, у кого среднедушевой доход ниже 60% от медианного, если семья с детьми — то менее 70%. Причем в этих странах дифференциация общества по доходам намного меньше, чем у нас, оттого их медианные значения действительно отражают средний уровень в обществе; там медиана является базой для определения стандартов качества жизни. У нас же медианные значения — просто среднее по больнице.