Разглаживание инфраструктуры

Росатом и УЭХК умело стабилизируют как объемы заказов на топливный уран в неуверенной рыночной ситуации, так и городскую среду в городе-ЗАТО Новоуральске

Росатом и УЭХК умело стабилизируют как объемы заказов на топливный уран в неуверенной рыночной ситуации, так и городскую среду в городе-ЗАТО Новоуральске

С расспросами о текущем положении и перспективах Уральского электрохимического комбината мы обратились к генеральному директору предприятия Александру Белоусову.

— Александр Андрианович, после аварии на АЭС Фукусима-1 весной 2011 года и остановки более пятидесяти японских ядерных реакторов на мировом рынке топливного урана сложилась неустойчивая ситуация: предложение сырья фактически превысило спрос. Как в этих условиях живется Уральскому электрохимическому комбинату?

— Наш комбинат давно присутствует на мировом рынке, он — первый из всех отечественных предприятий ядерно-топливного цикла, кто начал поставку урана для зарубежных потребителей. Первые поставки были осуществлены во Францию в 1973 году, с тех пор, если взять весь отечественный объем текущих зарубежных заказов на топливный уран, 80% этого объема исполняет УЭХК. Так что ниша комбината давно определена, мы ее заполняем и чувствуем себя уверенно. Кроме того, японский рынок для УЭХК никогда не был определяющим, так что эти 52 остановленных реактора напрямую на объеме контрактов комбината не сказались.

— А косвенное влияние? Активизировались зеленые движения, на атомную энергетику косо посматривают со всех сторон…

— Соглашусь, стратегически атомная отрасль в этой ситуации чувствует себя некомфортно. Особенно в Европе, где экологические движения вынуждают правительства снижать долю энергии, вырабатываемой на атомных станциях.

Корпорация «Росатом» прекрасно понимает, что будущее атомной энергетики в ее руках. И с 2005 года, когда была принята программа развития атомной энергетики, госкорпорация делает ставку на сооружение новых атомных станций по всему миру. Скажем, на сегодня в стадии строительства находятся шесть атомных реакторов в РФ и семь за рубежом. Тем самым мы как минимум обеспечим замещение мощностей тех станций, которые к моменту пуска новых реакторов выработают свой ресурс. Как максимум — ставится задача нарастить долю атомной генерации в отечественной энергетике до 25 — 26% (на момент подписания программы она составляла 16%) к 2030 году. И понятно, что строительство реакторов за рубежом по российскому дизайну работает на стабилизацию наших топливных поставок, так как построенные нами реакторы будут работать на нашем уране, на наших топливных (тепловыделяющих) сборках.

Рынки

— Какова конкурентная ситуация на рынке топливного урана в мире?

— Самый емкий рынок — американский. В США работают 104 атомных реактора, это основной мировой потребитель уранового топлива. Долгое время эти станции были ориентированы исключительно на американскую компанию Usec, которая производила обогащенный уран по газодиффузионной технологии. Прямые поставки нашего урана для американских потребителей были запрещены. Номинальная причина, как считали американцы, в демпингово низких ценах на российский уран.

Тем не менее мы двадцать лет поставляли уран в Америку, только делали это не напрямую потребителю, а через ту же Usec. То был топливный уран, получаемый из переработки оружейного сырья — соглашение ВОУ-НОУ (межправительственное соглашение между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки, заключенное в Вашингтоне 18 февраля 1993 года, предусматривающее необратимую переработку не менее 500 тонн российского оружейного урана в низкообогащенный уран — топливо для атомных электростанций США; подробнее см.здесь и здесь — Ред.).

Соглашение ВОУ-НОУ закончилось в прошлом году. Но по мере его завершения наше правительство и дипломатические службы добились снятия прежних антидемпинговых ограничений, и сегодня американский рынок для отечественного сырья открыт. И Техснабэкспорт уже заключил ряд прямых договоров (а не через Usec, как раньше) с американскими энергетическими компаниями на поставку обогащенного урана. Вдобавок, учитывая, что сейчас у самого Usec большие экономические трудности — они вошли в процедуру банкротства, у нас есть шанс занять американский рынок.

Но и наши европейские конкуренты не дремлют. Urenco, наш основной конкурент, построила в США совместно с американцами завод по своей центробежной технологии, в ее ближайших планах — расширение этого предприятия.

— Присутствие своего завода на потенциальном рынке — серьезное конкурентное преимущество. Почему мы не открыли такое же СП в США?

— Этот вопрос был в работе, но пока нам не удалось договориться. Это давняя история, и в ней было несколько всплесков, но текущая геополитическая ситуация вряд ли придаст дополнительную динамику развитию переговоров.

Конечно, сейчас Urenco на американский рынок поставляет ощутимо больше сырья, чем мы. Но я не думаю, что дело именно в этом совместном предприятии. На его возведение европейцы потратили более двадцати лет, процесс шел очень сложно (лоббирование-лицензирование в атомной отрасли долгое и дорогое), и однозначно сказать, что полученные преимущества покрывают затраченные усилия, нельзя.

— Сравните объем теперешних соглашений на поставку урана в США с объемами поставок по договору ВОУ-НОУ?

— Полностью прежние объемы, конечно, пока не заместили. Я не могу сказать точно, но думаю, что в целом объемы уже сопоставимы.

— А почему мы в Китае не открыли СП, а просто поставили обогатительный завод по нашей технологии в провинции Шэньси?

— Россия заходила на китайский рынок очень непросто. Построенные по межправительственному соглашению 1992 года обогатительные заводы были как бы разменной картой, чтобы зайти на рынок строительства атомных станций. Цены контрактов на заводы и на реакторы различаются на порядки — в пользу строительства реакторов, конечно. В результате мы сейчас строим Тяньваньскую АЭС: один реактор уже работает, второй почти готов, всего их предусматривается шесть. Вообще, рынок атомной энергетики Китая развивается очень бурно, они строят большое количество блоков. Причем они добиваются от иностранных компаний не просто строительства объекта, но передачи технологии. А сейчас они начали строить станции уже и по своим проектам. Так что западные компании в китайском случае — не столько подрядчики, сколько проводники в мир технологий.

— Китайцы говорят, что уже разработали свою центрифугу…

— Да, они заявляют, что уже пустили первую очередь завода по своей турбинной технологии. Мы им, кстати, технологию не передавали — просто поставили свое оборудование. Пока собственное китайское производство уранового топлива невелико и даже не покрывает их внутренние потребности, но очевидно, что в самом скором будущем они будут наращивать объемы, возможно, с прицелом выйти и на мировой рынок топливного урана.

— Когда это может произойти?

— С китайцами что-то планировать очень трудно. Они в принципе информационно закрытая нация, а уж в атомных вопросах — подавно. С одной стороны, атомный рынок для специалистов довольно понятен: мы хорошо знаем, сколько времени требуется на разработку технологии, сколько — на строительство, запуск и отладку завода… С другой стороны, мы совершенно не понимаем, какими ресурсами они располагают, какие средства выделяет правительство КНР на атомную программу. Поэтому я не возьмусь оценивать.

Себестоимость

— Дает ли отечественная центрифужная технология опережение конкурентов на рынке топливного урана?

— Сегодня статус и экономику центробежной технологии определяют две стороны: Росатом и Urenco. Это два мировых технологических и производственных лидера в обогатительной сфере. Теоретические основы центрифужной технологии у нас одинаковые. Да, аппаратно машины отличаются, но даже материалы, которые применяются в изготовлении центрифуг, примерно такие же. Так что, судя по всему, в экономическом понимании, если считать в удельных затратах на единицу работы разделения, технологии практически идентичны.

Отличие в другом — в инфраструктуре. И здесь у нас присутствует некоторое отставание в экономическом смысле, обусловленное естественно-историческими причинами. Ведь наши предприятия строились в другой экономической системе и под другие (совсем некоммерческие) задачи, поэтому они громоздки, с огромными площадями, социальной инфраструктурой… Конечно, сейчас это наш недостаток: все это выливается в огромные условно-постоянные затраты. А у наших западных конкурентов, чьи заводы строились сразу для рыночного производства топливного урана, ничего подобного нет. Оттого мы и взялись за реструктуризацию.

— Как сейчас ситуация с точки зрения реструктуризации? Правильно ли я помню, что наиболее активная фаза приходилась на 2010 — 2012 годы?

— Можно так сказать. К настоящему моменту ситуация стабилизировалась. Мы разделили бизнес — это основной итог. Мы вывели с баланса комбината социальную инфраструктуру, поддерживающие производства и т.д. И сейчас УЭХК занимается только одним — процессом обогащения урана.

— Нет ли движения обратно к консолидации? Вот в конце 2011 года появилась Ассоциация организаций атомной отрасли Новоуральска — это ли не возвращение к прежнему единому УЭХК?

— Нет. Это попытка командного решения иных задач. Есть ведь много других рынков, где мы можем приложить свои силы. И основная задача ассоциации — скоординированный выход на новые неатомные рынки. Бывает, например, что к нам на УЭХК обращаются с потенциальным заказом, потому что у нас есть бренд, репутация — мы можем привлекать большие «непрофильные» контракты. Но всеми компетенциями, необходимыми для исполнения такого заказа, мы не обладаем — мы же разделились на разные предприятия. И тогда в рамках ассоциации мы начинаем организовывать совместную работу. Но, подчеркиваю, здесь речь идет только о неатомных проектах. В ядерном бизнесе каждый член ассоциации сам ведет свои дела — там исторически налаженных производственных связей у всех более чем достаточно.

— Каков объем этих неядерных заказов?

— В хорошие годы, например, в 2012-м, доля заказов, не связанных с ядерным производством, доходила до 60%. Хотя, конечно, у большинства компаний ассоциации основным заказчиком остаемся мы — УЭХК.

Сейчас, с одной стороны, объемы неатомных заказов сжались из-за напряженной геополитической ситуации, с другой — актуализируется обширная сфера импортозамещения. Для производителей приборов и оборудования это очень актуально. У нас много своих наработок для освоения техники, которую мы раньше покупали за рубежом, но которая теперь попала под санкционный запрет. Плюс, растет гособоронзаказ. Поэтому сейчас мы направляем усилия ассоциации на то, чтобы максимально реализовать эти возможности.

— А с негативной точки зрения введение санкций на УЭХК или предприятиях ассоциации сказалось?

— Нет, мы далеко от всего этого. Негативного влияния мы не чувствуем. Наоборот, рассматриваем сложившуюся ситуацию как возможность выхода со своими предложениями на рынки, где раньше доминировала импортная продукция.

Среда

— Новоуральск принято ругать за неразвитость предпринимательской среды (см. здесь)?

— Я свежий житель здесь. И неразвитость предпринимательского климата я отношу на счет недоработок самого населения города Новоуральска. К сожалению, статус ЗАТО воспитывал менталитет жителей так, будто бы им все что-то должны. Мне есть с чем сравнивать: я до сих пор жил в открытых городах, долго работал в Ангарске на таком же обогатительном предприятии. Но Ангарск никогда не был закрытым городом. Так что малый бизнес всех сортов там давно уже развит. Но даже за те три года, что я прожил в Новоуральске, я вижу разительные изменения. Взять хоть строительство торговой инфраструктуры — у нас сейчас бум на торговые центры. Наконец-то бизнес осознал и прочувствовал, что у здешнего населения высокая покупательная способность.

— Но ведь оборот земли в городе, мягко скажем, затруднен…

— Ну и что? Зато у нас ниже арендная плата. Так что не надо пенять на землю, на забор — это все выдумки ленивых людей. Нормальному бизнесу ничего не мешает.

— Многие предприятия в области страдают от нехватки кадров: и квалифицированных инженерных, и качественных рабочих. Какова ситуация на УЭХК?

— На нас с кадрами все в порядке. Сейчас мы стабилизировались в численности по итогам реструктуризации, у нас всех специалистов хватает, никаких массовых наборов мы не ведем. Бывает, что выборочно принимаем специалистов высокой квалификации, но с ними проблем не возникает: компания у нас успешная, устойчивая, зарплаты высокие. Так что на УЭХК кадровых сложностей нет и не предвидится. У нас есть отдельные узкие специальности, по которым мы подготовку выпускников вузам, потом дообучаем их на базе нашего учебного комбината — в случае с атомной отраслью этот механизм работает без сбоев, и проблем с набором мы не испытываем.

Однако отмечу, что на разных предприятиях ассоциации ситуация складывается по-разному: кто-то до сих пор оптимизирует численность, где-то, наоборот, осуществляются наборы в связи с поступившими заказами.

— Однако молодежь из Новоуральска уезжает... (см.здесь)

— Молодые люди хотят получить хорошее высшее образование и едут учиться в престижные вузы — это понятное и похвальное стремление.

— Но ведь большинство останется жить и работать в больших городах, где они выучились.

— Совершенно не согласен! Поверьте, я много где бывал в России, несколько лет жил в Москве, когда работал в министерстве атомной энергетики РФ; работал в Китае. Мой вывод таков: жить в мегаполисе не очень удобно, да и дорого. Во-первых, это просто не всем по темпераменту подходит, во-вторых, отношение к городу меняется с возрастом. Как только у тебя разрастается семья, твой взгляд на условия проживания кардинально меняется.

— То есть возвращаются?

— Конечно. Да и мы не говорим о возвращении в какую-то деревню, в дыру и глухую провинцию. Мало того, что в Новоуральске жить спокойно, чисто и комфортно, тут еще можно прекрасно продать свои компетенции и навыки в «продвинутой» отрасли. Так что я нашу задачу в сфере городской среды вижу в том, чтобы сохранять и бережно развивать эти комфортные условия.